ПОЧЕМУ ПСИХОАНАЛИТИКИ БОЯТСЯ СВОЕЙ ТВОРЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ?

ПОЧЕМУ ПСИХОАНАЛИТИКИ БОЯТСЯ СВОЕЙ ТВОРЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ? Маркус Фай Психоаналитик, паст-президент Европейской конфедерации психоаналитической психотерапии, доктор медицины, профессор, г. Цюрих, Швейцария (Перевод с французского Кривенко Е.В.)

Я родом из города, откуда, в числе нескольких прочих, берет начало психоанализ. Цюрих в Швейцарии, город несравнимо меньше по размерам и по значимости, чем Париж или Вена, но, в то же время, важное «энергетическое место» для истории психоанализа и психотерапии и их настоящего. В медицинском университетском психиатрическом центре Бургхельцли молодой русский доктор Сабина Шпильрейн была анализантом Карла Густава Юнга. Сабина Шпильрейн развила потрясающую переносную любовь, и Юнг не смог не поддаться обаянию этой женщины. Вокруг этой истории психоаналитической любви существует некая тайна, но дело было настолько животрепещущим, что Зигмунд Фрейд в него вмешался. История Сабины Шпильрейн заставила Международную Психоаналитическую Ассоциацию (МПА) в 1918 году сделать обязательным личный анализ для будущих психоаналитиков. Вопросы сеттинга, переноса и контрпереноса, технического нейтралитета и аналитической абстиненции все еще сегодня являются предметами дискуссий о психоаналитической осознанности, и способ трактования этих вопросов является индикатором клинического творчества психоаналитика. В этой работе я бы хотел показать связь между тем, почему сейчас психоанализ находится в кризисе и рассмотреть причины, индивидуальные и институциональные. И на этот раз, я не хочу заниматься конфликтом идей психоаналитических и идей, противоречащих духу времени, обществу, пост-модернистской культуре, но я бы хотел обратиться к поиску смысла кризиса психоанализа, из которого пока сложно найти выход, даже внутри психоанализа и внутри психоаналитических учреждений. Моим основным тезисом будет следующее: психоаналитики боятся своей собственной творческой способности и пылкости, их недостаток творчества, подавленные мысли являются симптомом, компромиссом между желанием полной жизни и переворотом их существования, а также их атавистических страхов, связанных с переносом психоаналитика на психоанализ. В конечном счете, речь идет, с одной стороны, об архаическом симбиозе с имаго-образом матери и желанием матери, с другой стороны, о желании освободиться от матери и от ее желания. Для психоаналитиков, любое изменение и любая, совершенно новая, идея означают непрочность этого синтеза и, как следствие, их внутренней стабильности и уверенности. Таким образом, они являются жертвой дилеммы: либо они застынут в стерильной психоаналитической вере, предав и саму суть психоанализа, так как они интериоризируют психоанализ не как метод для того, чтобы «перевернуть мир бессознательного», но как веру, как внутренний ориентир, как имаго их матери. Либо они удерживают критическую дистанцию, хотя вполне благожелательную, с точки зрения психоанализа, подвергаясь раздражению и постоянной нестабильности, и, как следствие, внутренней нестабильной ситуации, без принадлежности, вырванные с корнем из-за отказа от иллюзии в пользу безопасности. Возможно ли найти творческое средство для разрешения этого конфликта, не застывая и не уходя ко дну? Я предлагаю к рассмотрению шесть вопросов: 1. Что же такое психоанализ? 2. Кто мы такие, психоаналитики? 3. Творческая способность психоаналитика, что это? 4. Каковы индивидуальные и институциональные методы, заглушающие творческую способность психоаналитика? 5. Каковы страхи, лежащие в основе подавления творческой способности психоаналитика? 6. Есть ли средство против этих страхов?

Вопрос первый - что есть психоанализ?

Вы все знаете ответ: психоанализ – это a) метод исследования бессознательного для осознания, b) знания, полученные посредством этого метода и c) стратегии и техники, проистекающие из этих знаний с целью влияния на людское поведение. Немногие психоаналитики будут оспаривать эту общую основу, но, как вы уже знаете, общие пункты на этом останавливаются. Через сто десять лет после «Исследования истерии» Фрейда и Брейера, психоаналитики разделились на многочисленные группы по секторам, примыкая к соответствующим теориям о человеческой психике почти религиозно – фрейдисты, последователи Мелани Кляйн, теоретики объектных отношений, эго-психологи, лаканисты, – вам всем все это знакомы, можно даже и не упоминать психотерапевтические подразделения, которые отличаются психодинамическим подходом в широком смысле этого слова – последователи Юнга, Адлера, Райха, и т.д. Параллельно этим тенденциям расщепления существуют также усилия по интеграции на теоретическом и коллективном уровнях. Среди них – при всей скромности – Европейская Конфедерация Психоаналитической Психотерапии, объединяющая всех психодинамических психотерапевтов, которые работают на основе фундаментальных понятий психоанализа, динамического бессознательного, переноса и сопротивления. Суть психоанализа, и, я согласен здесь с Лаканом, открыть индивидуальное желание, понять его и признать его права службе желания, а не на службе нормальности, определенной обществом. Здесь будет уместно процитировать Корин Майер из ее прекрасного введения к произведению Лакана: «В конце концов, мы живем в обществе, которое бредит настолько, что быть нормальным, в конечном итоге, значит бредить с другими». Если случай является таковым, то принципы работы в психоанализе не должны подавлять желание, деформируя его или разрушая, и трансформируя нас в нормопатов. В Семинаре I, Жак Лакан сформулировал следующий тезис: «Чем ближе мы к занимательному психоанализу, тем более истинным является психоанализ». Творческий психоанализ не содержит университетских речей, заключающихся в накоплении энциклопедий и ученых книг, но ведет к знанию о бессознательном, собственной динамической психике, о собственных объектах желания, о собственных бессознательных фантазмах, о том, что противоречит собственному знанию о желаниях, о наших собственных жестах покорности, о нашем собственном мазохизме. Психоанализ пагубен, он ворошит тьму, у него нет ничего общего с попытками адаптировать индивидуума с нормами общества. По этой причине, истинный психоанализ никогда не свяжет дружбу с властью, и власть, еще меньше, желает этой дружбы с психоанализом. Эволюция психоанализа проливает свет на эволюцию творчества Фрейда. По моему мнению, «Толкование сновидений» является самым творческим из его произведений, в своей знаменитой 7 главе он разработал топическое рассмотрение душевных процессов- сознание, подсознание, бессознательное – и психологию движения инвестирования, которая и до сих пор является образцом плодотворной работы и лежит в основе многочисленных эволюций таких как работы психосоматической парижской школы Пьера Марти, Мишеля Фен и Мишеля де м’Юзан, открывающих новые перспективы. Но в истории психоанализа есть множество позабытого. В частности, революционные открытия, инфантильная психосексуальность, теории о влечении к смерти и агрессии не пользуются большой популярностью, и, с течением времени, были заглажены ревизионистами психоанализа. В своей работе «Социальная амнезия», вышедшей более 30 лет назад, историк Рассел Якоби изложил попытки исключения творческого потенциала из психоанализа и его искажения в соответствии с обществом. Мы также можем констатировать не только кризис, касающийся общественного признания психоанализа, не только кризис, касающийся пришедшей новой смене и образования, - следовательно, меньше кандидатов, меньше пациентов; но также и кризис в научной и клинической творческой идее. Научные журналы по психоанализу в основном заполнены работами, написанными по одной модели: какая-то концепция или частичная концепция (например, понятие объекта, амбивалентности, влечения к смерти – или клинический симптом, такой как депрессия) детализируется до последнего теоретического нюанса, но без введения фундаментально новых концепций. Напротив, кажется, что подчеркивают особое значение в утверждении психоаналитической теории, подгоняя новые явления к уже существующей теоретической системе. Психоанализ находится, как считает эпистемолог Томас Кун, в парадигматической фазе, даже можно сказать, в парадигматической фазе продвинутой, в которой нет права подвергать сомнению теоретические базы, и, в течение этой фазы, практические виды деятельности, исследования и теоретические разработки лишь еще раз подтверждают теорию. Растущий склероз теоретических основ, сопровождающих психоанализ, закрытость для явлений несовместимых с современными теориями подготавливают почву для глубокого научного кризиса, в котором психоанализ вновь находится в настоящее время. Можно сосчитать по пальцам тех психоаналитиков, чья рефлексивная работа воспринимается за пределами круга психоаналитиков, и которые творчески распространяют психоанализ, они являются лишь редкими исключениями. Андре Грин и Питер Фонаги, которые, и это интересный факт, находятся в полной противоположности внутри психоаналитического движения и являются самыми творческими умами, имеющими храбрость продолжать размышления там, где другие лишь начинают думать.

Ad. 2 : Кто же мы такие, психоаналитики ?

Психоаналитики живут странной жизнью. Даниэль Видлоше однажды очень точно заметил: психоаналитики рискуют иметь слишком мало « libidinal outlet » чувственной разрядки. Над ними висит угроза очень особой формы профессиональной деформации. Какова основная задача психоаналитика? Прежде всего, это задача очень пассивная, женская: весь день, весь год он должен внимательно слушать пациентов, и не только с подвижным вниманием, но также с подвижной чувствительностью и с готовностью к реагированию, то есть быть « responsive » - реагирующим. Он функционирует как психический реципиент, резервуар, который будет наполнен желаниями и либидинозными аффектами пациента, и к тому же, будет пронизан и перфорирован агрессиями последнего. Я веду частную психоаналитическую практику около 30 лет и я регулярно вспоминаю один обескураживающий эпизод, который произошел со мной, когда я учился на третьем курсе, и могу его понять только с опытом, приобретенным к сегодняшнему моменту. Институт клинической психологии университета Цюриха был в апогее, психоанализ считался модным и продвинутым, в отличие от настоящего времени, и там проходили занятия психоаналитического интервью и психоаналитических групп для студентов. Одна из преподавателей, которой я безгранично восхищался, обсуждала со студентами интервью, которые мы проводили с пациентами и записывали на видео. Вовремя одного из интервью, она нам рассказала историю перверсивного пациента, просящего каждый раз по окончании сеанса стакан молока. Она морщилась и говорила с отвращением, делая ударение на последнем: Я могу вам сказать : омерзительно ! она использовала эту историю чтобы показать, что анализанты заставляют нас испытывать своими требованиями, агрессиями, как они нас используют и как мы должны сопротивляться , но никогда не должны реагировать спонтанно и нескромно. Мы не должны ни выражать наши чувства напрямую, ни отчитывать наших пациентов, а должны, напротив, метаболизировать и переносить в одиночестве фантазмы и деструктивный опыт, волнующие нас, и использовать их для очень тонкой вербальной помощи. Когда я был студентом, я не понимал нервозности моего преподавателя-психоаналитика, только сегодня, после 30 лет профессионального опыта работы психоаналитиком, - я понимаю, что значит быть 35-40 часов в неделю реципиентом для глуповато-странных принципов и идей пациентов. Мы сами становимся немного странными. Мы разрабатываем определенную сдержанность, самоконтроль, в то же время, пряча свою душу в защитный эластичный панцирь, для того, чтобы избежать быть выставленными полностью обнаженными и беззащитными бессознательному пациентов. Распространение подобного поведения психоаналитической защиты на жизнь за пределами профессиональной деятельности представляет проблему, так как больше не удается жить в это время реальной жизнью. Мы, психоаналитики, ежедневно и интенсивно представлены людям, но мы, на самом деле, не имеем права участвовать в их жизни. Мы живем по доверенности, так как наши пациенты не могут удовлетворять наши нужды. Нам предоставляется лишь нарциссическое удовлетворение, весьма специфичное. Мы не имеем права просить у наших пациентов билеты на концерт, финансовые советы, мы не имеем права быть приглашенными в их красивые загородные дома или отправляться в морское путешествие на яхте с ними; даже если мы находим их все более и более симпатичными к окончанию терапии, когда они выздоравливают, и мы хотели бы связать себя узами дружбы с некоторыми из них. Мы должны сепарироваться от них в один прекрасный момент. Эта работа постоянного траура утомительна и нас подрывает. Мы должны регулярно сепарироваться от одной долговременной психоаналитической любви и поворачиваться к другим человеческим существам в некоторого вида серийной полигамии. Но наш круг знакомств и друзей ни коим образом не увеличивается за счет работы. Наша профессия не включает в себя аспект общения, отделяя наши контакты во время обучения в университетах и административные контакты с психоаналитическими ассоциациями. После дня психоаналитической работы, мы отравлены интроекциями проекций пациентов, и мы должны их устранить, чтобы избежать отравления нашей частной жизни. Многие психоаналитики выбирают свою профессию по мотивам своей невротической защиты, впрочем также как и остальные. Психоаналитики представляют некий человеческий отбор, особенно подчиненный нарциссическим расстройствам, пугливыми на уровне отношений и побуждений. Умеренный сеттинг им позволяет делать компромисс очень специфичный, между дистанцией и близостью. Максимальное приближение на некоторую длительность, максимальная близость не изливая души. Многие психоаналитики сильно принимают участие в работе ассоциаций и учреждений. Жизнь психоаналитиков, связанная с учреждениями и ассоциациями, полна напряжения. Так как кандидаты и аналитики-преподаватели встречаются в этих местах, и так как мы никогда не знаем, кто на чьем диване и кто кому что рассказывает, следует быть настороже, и невозможно выражать себя свободно. Амбиция и соперничество никогда не проявляются в свободном выражении чувств, но через нарциссические приемы и борьбу за власть, скрытничанье и интриги. Психоаналитические учреждения являются увеличением психологического у психоаналитиков, в особенности, их нарциссических частей, враждебным к стремлениям и к жизни. Частная жизнь психоаналитиков находится под сильным давлением компенсирования деструктивных элементов и создания позитивных. Личная жизнь их часто исчезает, аналитики часто бывают одиноки. Около 2 лет назад в США вышел триллер «Аналитик» Джона Канцебаха. В нем рассказывается о нью-йоркском психоаналитике, довольно одиноком, его преследовал бывший пациент, чью мать он отказался лечить в начале своей карьеры, будучи еще неопытным на тот моментом психоаналитиком. Это история о жизни и смерти, и аналитик должен преодолеть себя храбро и креативно, чтобы раскрыть планы убийцы, держащего на прицеле его и всю его семью. История принимает неожиданный оборот, он должен отказаться от своей идентичности – и не только идентичности психоаналитической! – снова себя изобрести, только для того, чтобы выжить. Во время чтения этой истории я не мог сдержать внезапных чувств: непреодолимое влечение и некое желание! Наконец жить! Приключение! Показательное решение в том, что аналитик должен бросить свою профессию и психоаналитическое бытие и построить новую жизнь, жизнь творческую, для избегания убийцы. Этот роман можно рассмотреть как метафору проблем психоаналитика: Аналитику угрожает смерть. Через агрессию пациентов, собственную рутинную деятельность, отсутствием возможностей любить. Как говорил Фрейд: в конце концов, нужно начать любить, чтобы не заболеть. Мы, психоаналитики, можем любить наших пациентов только в подавленной форме и ненавидеть сублимировано. Единственным выходом из этой ситуации является творчество. И именно это творчество блокируется у большинства психоаналитиков. Почему?

Ad. 3 Что есть творчество?

Творчество – это процесс создания новых идей. Оно возможно только при условии, что мы воспринимаем, чувствуем, думаем и действуем безостановочно. Существует различные виды рефлексии, и не все они являются творческими. Догматические или фанатические идеи завладевают всеми процессами, сковывая их. Стереотипные идеи заставляют мысли двигаться по кругу, и очень редко появляются, в таком случае, новые мысли. Идеи относительно прочные представляют некоторую степень свободы, не производя ничего нового, но мы выполняем с ними наши каждодневные продуктивные замыслы довольно успешно. Идеи открытые, незаконченные, предварительные и странные очень нерезкие, склонные к сомнениям и которые могут развиваться во всех возможных направлениях очень непредвиденно. Для здоровой жизни, адаптированной к контексту и приносящей удовольствие, нам необходима комбинация всех четырех типов мыслей. Тот, кто размышляет только догмами, - ментально блокирован. Тот, кто размышляет только стереотипами, хорош лишь для развития ограниченных систем. Тот, чьи идеи относительно прочны, является хорошим рутинером, но он не создаст ничего нового. И тот, кто может размышлять только открыто и экспериментально, обладает бестолковой головой и имеет тенденцию к работе хаотической и мало надежной. Все четыре типа должны проигрываться вместе,согласно ситуациям. Для творческого процесса, четвертый тип мыли очень важен, мысль открытая и экспериментальная. Открытая мысль не пытается утвердиться преждевременно, она не хочет все понять сразу же и хорошо все «удержать», но она выдерживает хаос, противоречия, двусмысленность и парадоксы. В своем самом творческом произведении «Толкование сновидений» Фрейд также сделал важный вклад понимания творчества. Согласно Фрейду, в психике существует два процесса: первичный и вторичный. В первичном процессе, энергия течет свободно, проходя беспрепятственно через механизмы перемещения и средоточия одной идеи в другую, она жаждет вновь инвестировать полностью представления, связанные со структурным опытом удовлетворения желания. Во втором процессе, энергия сначала связана, до того как она может изливаться контролировано. Представления инвестируются более стабильно, удовлетворение отсрочено, что делает возможным психический опыт и мысленные процессы. Во сне, первичный процесс доминирует, в состоянии пробуждения – второй. Творчество появляется в использовании первого процесса как второго. Творческая работа Фрейда, психоанализ, развился в рамках своего самоанализа, который являл собой, в основном, самоанализ своих собственных снов. С 1895 по 1902, он подвел основу для этой новой науки. 24 июля 1895 года, ему приснился сон «Инъекция, сделанная Ирме», который раскрыл секрет сна – как он об этом сказал в письме своему другу Вильгельму Флиссу: сон – это (тайное) исполнение желания. В годы своего самоанализа Фрейд выходит из личного кризиса и творческого кризиса, и пишет «Проект научной психологии» (1897) et «Толкование сновидений» (1900), с помощью которых он освободился от научной медицины, основав свою собственную науку. Модель топического рассмотрения душевных процессов и формирование понятия Эдипого комплекса как базовой бессознательной психической структуры для нашей культуре были странными, и произвели коренной поворот в размышлениях о человеке. Открывшись своему бессознательному и, скорее сублимируя творчески свой личный кризис, чем отвергая и запуская его, Фрейд создал нечто новое. Он был способен оставить позади себя свои обычные мысли, чтобы направить размышления новыми путями. Он был готов оказаться в ситуации научной изоляции, так как больше не искал поддержки медицинских учреждений, а хотел идти своим собственным путем. Быть творческим для психоаналитика не означает начать рисовать красками, заниматься скульптурой, изобретать технические устройства, а значит жить жаждой исследования, быть готовым к психическому ухудшению, и проникать в сумрак, который есть «бесконечный и более темный, чем вселенная и/или Амазония» (Д. Лоуренс). Он содержит в себе столько тайн, о которых мы иногда даже и не подозреваем, или знаем слишком мало. Многие психоаналитики предпочитают все же запираться в башнях из слоновой кости и более не мириться с эмпиризмом, который мог бы противоречить столь любимой теории, используя исключительно тип догматических и стереотипных рассуждений. Целью человеческого творчества является создание новых идей, что предполагает то, что мы способны разрушить старые идеи, не издеваясь над ними. Мы должны быть готовы к появлению совершенно новых идей, выходящих полностью за обычные рамки рефлексии. Мы должны найти в себе храбрость перестать мыслить по собственным, хорошо нам знакомым схемам, и быть готовыми к заблуждениям, которые мы считаем недостойными. Мы должны быть готовыми к страданиям одной «определенной аномалией», как говорит Джойс МакДагал, и мы должны быть готовыми к тому, что нас будут называть сумасшедшими адепты так называемого здравого смысла. В произведениях Поля Кли, одного из самых производительных художников школы модернизма, можно пронаблюдать творческий процесс, длящийся до конца жизни. Кли не только играл с цветами, формами, фигурами, но и символы, буквы, знаки, понятия, фразы, названиям картин являются ассоциативными комментариями символизма образа. Кли также классифицировал творческий процесс в своих картинах. Он создал серию картин, разрезая старую картину или выделяя ее из фона и заново составляя новую картину. В своей связи с материальным объектом, Кли выражает свою связь со своим эго, со своими внутренними объектами. Он разрушил старое и создал все заново, скорбя, но без сожалений. Таков Фрейд, который должен был переехать из деревни в город мальчиком трех с половиной лет и, который, таким образом, познакомился со счастьем творчества, состоящее в том, чтобы заменить то что, было безвозвратно потеряно, новым произведением, создавая себя самого. Творческий психоаналитик постоянно вновь воссоздает себя в своей работе, используя потери, которым он подвергается, для своего собственном развития и новых открытий, а не для сохранения и подтверждения старых привычек и догм. Творческий психоанализ не фиксируется в жестком применении догм, не покоится на заслугах фрейдовской революции, случившейся давным-давно. Эпистемолог Томас Кун разработал в своей книге «Структура научных революций» понятие парадигмы. Парадигма есть теория, изложенная с помощью институционального аппарата, хорошо отработанная для защиты однажды найденной «правды». Любая наука проходит через фазы смены парадигмы. Без изменения парадигмы теория задохнется, как и руководители учреждений, исследователи и разработчики, и пользователи теории. Если наука застынет в парадигме, она рискует тем, что может отделиться от необходимого развития. Наука никогда не может покоиться на своих лаврах и пользоваться плодами революции, имевшей успех в рамках фазы парадигмы. Когда она подавляет творчество в своих рядах, она рискует быть замененной новыми теориями, более живыми, и другими сообществами исследования, потерять свой статус автономной науки. Наука – и, следовательно, психоанализ, - должна заботиться о защите условий, делающих возможным анархию, свободу мысли, ее открытость и отступничество. Творческий процесс – это кризис. Как любой процесс трансформации он совершается скачкообразно. После мало показательного процесса аккумулирования знаний, синтезируется новая идея, она рождается внезапно, как некое отклонение. Мы оказываемся перед лицом «значительных моментов» с разрывами симметрии и отклонениями, как они описаны в теории процессов самоорганизации. Открытие новизне, терпимость по отношении к тревоге и двусмысленности, свобода мысли и свобода идентификации с внутренними силами или внешними, агрессивными, враждебными творчеству и жизни, – все это поведение, благоприятствующее творчеству и яркости. Психоаналитическое творчество выражается в повседневной работе психоаналитика, когда он сопоставляет различные идеи пациента, когда он их обогащает своими собственными идеями, оно выражается в манере быть всегда открытым, «нет памяти и нет желания» (Бион), оно выражается в живой манере вести семинары или супервизии, оно выражается во взглядах и поведении мало догматическом и через основную свободу мысли, в открытости, и как в легкости, так и в серьезности. Оно выражается в смелости покинуть проторенные дорожки, быть открытым для обмена с другими психотерапевтами и представителями других наук. Творчество – это идентификация с родительской парой, животворной и единой, это преодоленное эдиповое желание, это признание тех, на кого мы опираемся в своих дальнейших размышлениях.

Ad. 4 : каковы методы, подпитываемые страхами, которые подавляют творчество психоаналитиков?

Проблема психоанализа – это психоаналитики. Внутри психоанализа проблема, по крайней мере, является актуальной. Проблемы институциональные в психоанализе многочисленны. Творчество психоаналитиков подавляется и тормозится на различных уровнях. 1. Изолируясь и уходя аутично от реальности в научном окружении мы теряем не только возможность обмена интересными идеями , но и создаем внутренний климат секторного и параноидального перегрева, как в палаточном лагере, где, согласно схеме друг/враг мы поднимаем вопрос – это все еще психоанализ? 2. Принимая во внимание интеллектуальную силу психоаналитиков, творчество слабо проявлено не только в производстве научных знаний, но и также касательно техник терапии, за небольшим исключением. Кажется невероятным, но в большинстве светлых голов, частота сеанса является единственной технической вариацией, которую обсуждают в психоанализе. Учитывание содержания в психоанализе, вопросы новых форм средств информации и их использование в психотерапии, - полностью игнорируются большим количеством психоаналитиков. Страх отдалиться от преобладающего психоаналитического течения и догм, быть изгнанным из общества здесь доминируют. 3. Особенно в образовании, практики тормозящие творчество, довольно широко распространены и имеют свою специфику в различных регионах. В замечательной сатирической работе «Тридцать способов разрушить творческую мысль у психоаналитических кандидатов», вдохновленный реальностью Отто Ф. Кернберг, бывший президент международной психоаналитической ассоциации показал в забавной манере, подтверждая все самокритикой, каковы способы осуществления институциональной власти, подавляющей творчество уже на этапе образования психоаналитиков. Несколько примеров, представленных в риторической форме в таком порядке: замедление процедуры утверждения кандидатур. Задержка доступа кандидатов к образованию бессмысленными формальностями и серии изнурительных собеседований! Подтверди задержку информации для кандидатов в твоей политике! Используй работу Фрейда как эффективный инструмент для подавления творчества, например, заставляя читать в деталях и медленно Фрейда на семинарах, в хронологическом порядке, полностью и изнуряюще! Адресуй всю критику относительно Фрейда в тот момент в будущем, когда все его письменные работы будут прекрасно поняты (то есть, когда рак на горе свистнет)! Запрети всю письменную критику или второстепенную литературу, или, по крайней мере, смешай все это с грязью, так как они мешают пониманию мыслей Фрейда! Подчеркивай всегда, что студенты должны идентифицироваться с заключениями Фрейда, а не с жаждой исследования и своей интеллектуальной честью. Гаси любой энтузиазм к работам Фрейда и удовольствие, созданное его размышлениями, повторениями, бесконечными ключевыми фразами, по типу молитвенной лестницы! Изымай также у будущих психоаналитиков всю чувствительность по отношении к революционному потенциалу Фрейда! Вознаграждай, поздравляй, поощряй и предпочитай студентов, покорно выражающих мнение, поддерживаемое учреждением. Подавляй других, более жадных до размышлений, или более одаренных, игнорируя их! Имей внимательный и строгий взгляд на факультативных семинарах, так как они часто привлекают кандидатов протестующих и критичных, беспокоящих гармонию института! Наблюдай строгую сепарацию между кандидатами и аналитиками или аналитиками-преподавателями, чтобы избежать того, что кандидаты могут обнаружить ошибки, неуверенность и недостатки характера их преподавателей. Поощряй развитие преувеличенной идеализации преподавателей и всего психоаналитического образования! Стимулируй всеми средствами идею о том, что иерархия в институте оправдывается исключительно уровнями различных компетенций, что все члены являются лучшими аналитиками, чем кандидаты, аналитики-преподаватели лучшие аналитики, пожилые аналитики-преподаватели лучше, чем более молодые! Всегда заставляй представлять случаи психоаналитиков без опыта! Делай все возможное, чтобы помешать членам ассоциации с опытом представлять случаи! Делай все, чтобы укрепить идею, что члены и аналитики – преподаватели намного более компетентны! Поощряй тревожность и скромность среди кандидатов на образование! Усиливай паранойю в учреждении непрозрачными критериями, не ясными процессами принятия решений и садистическим поведением супервизоров! Проявляй творчество исключительно в вырабатывания страха, заторможенности и паранойи! Все средства хороши! Кернберг заканчивает свою статью ироничным и парадоксальным восклицанием: всегда помните: из искры возгорится пламя, особенно если искра появляется из мертвого дерева: ликвидируйте ее, пока не стало слишком поздно! 4. Правила сертификации МПА, являющиеся основными положениями, связывают национальные организации и функционируют как эффективный барьер против творчества. Предписания по частотности, по длительности личного психоанализа мешают, к примеру, сертификации новых психоаналитиков в малоразвитых, с точки зрения психоанализа, контекстах. Какие кандидаты из бывших коммунистических стран могли бы иметь средства для анализа в западной стране, постоянно перемещаясь туда и обратно? 5. В некоторых национальных организациях доминируют специфические и тревожные ритуалы: в швейцарской психоаналитической организации, членом которой я являюсь, новые члены назначаются референдумом, этот процесс сильно близок к процессам иррациональных групп: как только кандидат представил свою работу комиссии, он должен сделать доклад перед ассамблеей членов швейцарской психоаналитической организации. После доклада проходит тайное голосование, кандидат должен набрать две трети голосов. В случае слабого поведения группы всегда есть риск развития деструктивной динамики, предпочтения или враждебность могут сыграть свою роль. 6. Культура внутри психоанализа (inreach): Внутренняя культура психоанализа характеризуется почти везде отсутствием открытого обмена, клинического, научного и личного. Внутренняя коммуникация ограничивается чаще всего обсуждением докладов вовремя не частых конгрессов. 7. Внешняя психоаналитическая коммуникация (outreach): коммуникация психоаналитиков с социальной, окружающей их, реальностью, со средствами массовой информации, политическими властями, представителями экономики и культуры является недостаточным. Большую часть времени только некоторые звезды в своей профессии получают общественное внимание, но не профессиональная группа психоаналитиков. 8. Страх, связанный с расколом группы: в 1979 психоаналитический семинар Цюриха отделился от швейцарской психоаналитической организации и ее центра образования в Цюрихе. Более 20 лет коммуникация управлялась паранойей и разделением на «врагов». Внутри каждой группы следовало обращать внимание на то, чтобы не быть замеченным в связях с другой группой, иначе могло произойти изгнание из сообщества. 9. Политические экзекуции над раскольниками. Я бы хотел привести пример научного сеанса в швейцарском психоаналитическом сообществе, во время которого один уважаемый член сообщества предложил свою кандидатуру на получение статуса аналитика-преподавателя. Он защитил интересную диссертацию о диалектике между сеттингом и процессом. Его творческие тезисы заходили слишком далеко в глазах некоторых представителей ортодоксальности «чистой доктрины» и классической психоаналитической культуры, согласно МПА с четырьмя сеансами в неделю. Его сурово раскритиковали перед ассамблеей состоящей из сотни членов сообщества и примерно такого же количества кандидатов , среди которых много супервизоров и анализантов. – « Что вы здесь делаете ? Когда вы играете в теннис,вы также должны соблюдать правила! » и т.д.. – ему было отказано в справедливости при голосовании. Давление группы и страх были таковыми, что критическое мышление большинства присутствующего на заседании, более не функционировало. Я сам супервизировался у этого аналитика, и мне понадобились годы для того, чтобы преодолеть мой страх пережить то же самое, и все же потом представить свои тезисы на рассмотрение ассамблеи.

Ad. 5: Каковы страхи, лежащие в основе подавленного творчества у большинства психоаналитиков?

Проекция архаического имаго матери на психоанализ и его учреждения ведет к внутренней необходимости идеализировать чистую психоаналитическую доктрину и учреждения, которые ее представляет. Вся критика психоанализа и его представителей переживается как критика собственной идентичности, так как появляется угроза нарциссической идентификации с имаго матери, а, следовательно, чувственным основам эго. Учреждение становится тогда всемогущей властью, стабилизирующей чувство эго и угрожающей в то же время изъятием любви, что равносильно смерти. Страх быть покинутым или наложение запрета ведет к некоторой идентификации с агрессором, самоцензуре и интериоризации мыслей, и, в частности, запретов думать свободно, странно и по-новому. Увековечивание нарциссического переноса инфантильных имаго матери на учреждение не часто подвергается анализу и разрешается в личном анализе, но поощряемом и укрепленным. Желание вновь обрести в психоанализе и в его представителях всемогущие имаго родителей-защитников, дающих чувство защищенности – оказаться вновь в «хорошей семье», кажется, на мой взгляд, окончанием лечения у многих психоаналитиков. Но большинство аналитиков-преподавателей, считающих себя выше других, идентифицируются с этой идеализацией у своих анализантов и снисходительно поощряют ее вместо, того чтобы их анализировать. Преувеличенная чувствительность и раздраженная атмосфера в учреждениях являются результатом запоздалого обесценивания. Архаическое имаго матери появляется там, где догмы психоанализа ортодоксальны и учреждения, которые его представляют инвестируются образом кормилицы. Имаго отца появляется в идеализации комиссий психоаналитических учреждений и власти, которую им бессознательно представляют. Что угрожает творческому процессу у психоаналитиков столь замороженным в раннем переносе на психоанализ? Жажда исследования угрожает с одной стороны идентификации к имаго матери, и она переживается с, другой стороны, как инцестуозное и запретное проникновение в тело матери. Быть психоаналитиком внутри психоаналитического сообщества и заимствовать «новые тропинки» равносильно отделению от теории о всемогущей матери, инцестуозное проникновение в мать, «странную» и «возбуждающую», что провоцирует тревогу сепарации, страх быть покинутым и тревоги наказания и кастрации. Конкуренция со старшими коллегами бессознательно переживается как смертельное соперничество. Разрешение этого конфликта заключается часто в сепарации творческого аналитика от группы, в создании новой группы, где проводят исследования «за пределами» бывшей группы и развивают новые идеи. Случаи Вильгельма Райха и Жака Лакана крайне драматичны, их идеи более не воспринимались сообществом, и им пришлось разорвать свои связи с психоаналитическими учреждениями, чтобы пойти по собственной дороге, научной и творческой. Согласно Кренбергу, проблемой большинства зависимых психоаналитиков является тот факт, что они идентифицируются с выводами Фрейда, с догмами, вместо того, чтобы идентифицироваться с жаждой исследования. Творчество существует в различных формах: художественное, научное, социальное и политическое. Кажется, что все формы творчества блокируются у большинства психоаналитиков в их личном поле деятельности, в то время как психоанализ, чей метод – это инструмент для устранения бессознательных блокировок творчества. Но, безусловно, не работающий инструмент, в случае если ранний перенос его перверсирует для компенсации отсутствия ориентиров и автономии, вместо того, чтобы помочь справиться с этим. Психоаналитики постоянно «разорваны» своей работой. Они: a) В постоянной регрессии контр-переноса; b) Вечные резервуары для глупых идей своих пациентов; c) Предоставлены в большом масштабе мощному притоку своего собственного бессознательного, как следствие, постоянно раздражены из-за востребованной своей профессией проницаемости и частому функционированию в первичном процессе. В маниакальном движении компенсаторного уравновешивания они развивают в себе скептическое отношение ко всему «новому» и к тому, что может угрожать их эмоциальной стабильности. Поскольку они постоянно перегружены, они реагирует на новизну консервативным рефлексом. Оттуда и комфорт, который большинство психоаналитиков получают от чтения и экзегезы фрейдовой библии. Служение прошлому уравновешивает все новое, которое нас постоянно завоевывает. Основные тревоги, скрытые за подавлением творчества – это страх сепарации и дифференциации архаичного имаго матери и эдиповые страхи приобретения своих собственных подрывных знаний, завладение троном отца, соперничество со старшими внутри семьи. Быть психоаналитиком может довести до болезни, если a) Жесткая и враждебная интропрессия сверх-Я к жизни произошла во время получения образования и сохранилась в собственной деятельности. b) Отрицается отсутствие реальной жизни и развивается нарциссическое расстройство характера – слишком много либидо остается в эго, слишком мало отдается вовне. c) Ненависть пациента (Винникот) не является сознательной, но она действует в подсознательном и поддерживается весьма мазохично неосознанным чувством вины. Большое количество психоаналитиков одиноки, особенно старея, они поддерживают совсем немного отношений с важными людьми за пределами психоаналитического сообщества. Они идентифицируются с завистливой агрессией своих коллег и подавляют свои творческие влечения. Самое большое, что они делают, это то, что они пишут приятные статьи в психоаналитические журналы, подогревая всегда старые обсуждения теории – одна метафизическая тема постоянно актуальная и крайне соблазнительная – это влечение к смерти, – или они разделяют свое существование на роль довольно конформную внутри психоаналитического сообщества и на карьеру за его пределами. Они ведут двойную жизнь, так как пару, которую они образуют с психоаналитическим учреждением, более не имеет жизни, они лишь смиряются и делают там самое необходимое. Все это помогает избежать агрессивных эдиповых конфронтаций. Вместо конфронтирования теорий, жаркого обсуждения научных спорных вопросов, уважая при этом оппонента, они избегают конфликтов или разрешают их с помощью нарциссичного сопротивления и разделения (он больше не с нами, это более не психоанализ). Что отличительно и странно внутри группы не может поддерживаться, агрессия не может быть связана с либидо, но она осуществляется нарциссическим действием.

Ad. 6 : существует ли иной способ действовать перед лицом этих страхов?

Как всегда, в любом развитии, является ли оно индивидуальным или институциональным, этот процесс развивается в непосредственной близости со страхами. Единственный возможный рецепт: выдержать страх, проанализировать его и преодолеть, вырасти благодаря ему и не позволять себя терроризировать, не отпускать и не позволять ему приводить к подавлению творчества или характера. Психоаналитические учреждения должны срочно реформировать образование, аналитики должны преодолеть остаточные нарциссические неврозы и отрефлексировать на мешающую связи с учреждением и окружением не только аналитическим и их исправить. Стимулирующие контакты, настоящие встречи, переживание беспокойства, принятие кризиса, зрелая самокритика, открытие новизне, все это характерные черты для серьезного рассмотрения кризисной ситуации. Плодотворные беседы с соседствующими дисциплинами должны углубляться, внутренние дискуссии должны открываться, ригидные структуры власти должны уничтожаться. Тот, кто не имеет страха, глуп. Тот, кто допускает, чтоб его терроризировал страх – слаб. Тот, кто принимает страх и делает усилия для его преодоления – мудр. Это также применимо к страх любви, творчества и развития. Страх – это наихудшее, что может быть, он преграждает дорогу всему, просто любви, творчеству. Я хочу закончить семью постулатами. Нам необходимо: 1. Новые институционные реципиенты, позволяющие открытый обмен и уменьшающие страх и паранойю, например, открытые организации как ЕКПП. 2. Основные изменения в психоаналитическом образовании, нет обязательства в личном анализе, компромисс между сертифицированием авторитарным и само-разрешением. Учреждение должно выполнять треугольную функцию – ценностную, критическую и поощряющую. 3. Поощрение научных дебатов внутри психоанализа и со смежными науками. 4. Более плоские иерархии и больше прозрачности в образовательных учреждениях. 5. Работа по связям с общественностью более наступательная = outreach 6. Создавать интенсивно внутренние связи = inreach 7. Конфронтация и рефлексия по стилю жизни психоаналитиков: быть психоаналитиком сегодня отличается от того, что было 100 лет или 40 лет назад. В качестве заключения я хочу процитировать Дональда Винникотта, который, на мой взгляд, очень хорошо кратко изложил цели психоанализа: «В работе психоанализа я ставлю следующие цели: оставаться живым, чувствовать себя хорошо и бодрствовать».